[Mr. Holmes]

Бездомные мальчишки - самый честный народ Англии. Дайте им пару монет, и они с любым заданием справятся за считанные минуты, в то время как та же бравая команда Лестрейда будет копошиться, словно стайка красных муравьев у банки с вареньем - до самого заката.

Собственно, поэтому мои послания Ватсону я всегда с большой охотой доверяю десятилетнему Джозефу, которого скоро можно будет считать таким же работником, как миссис Хадсон, пожалуй, толка от него даже больше - деликатесы домовладелицы с каждом разом использовать в пищу всё страшнее и страшнее. К слову, таинственный взгляд этой кровожадной старушки никогда не внушал мне доверия.

В записке всего несколько слов, надеюсь, Ватсона удастся заинтересовать.

"Доктор, приезжайте как можно скорее!
Холмс".

запись создана: 22.06.2011 в 18:47

Comments

[J Watson]

Вы когда-нибудь испытывали радость при виде десятилетнего оборваца с чумазой рожицей, в заплатанных штанишках, деловито топающего грязными башмаками по свеженатертому паркету? Если не испытывали, то вы просто не знакомы с Холмсом и вам не приходилось по нему соскучиться. Иначе вы бы тоже расплылись в дурацкой улыбке, как расплылся ваш покорный слуга, когда вышеописанный мальчишка деловито перешагнул через порог и ткнул мне в руки сложенный лист бумаги.
- От мистера Холмса, сэр! - важно доложил он.
Как будто кто-то другой мог прислать мне этого маленького клошара.
- Спасибо, Джозеф. - Я вытащил из кармана шиллинг и вручил его юному письмоносцу.
- Ответ будет? - все так же деловито спросил тот.
Я развернул записку и пробежал ее глазами. Это не заняло много времени.
- Нет. - Я покачал головой и улыбнулся. - Я сам к нему заеду.
Джозеф изобразил нечто среднее между поклоном и одобрительным кивком и сбежал вниз по ступеням. Через пару секунд его проворная фигурка уже затерялась в толпе.
Мэри не было дома - ушла к своему ученику, мальчонке на год-два младше Джозефа. Я хотел было написать ей записку, но передумал. В конце концов, зачем? Я же ненадолго, верно? Вот, даже револьвер с собой не беру. Я просто с кратким дружеским визитом. Ничего больше.
Вскоре я уже отпирал своим ключом дверь нашего - да, нашего - дома на Бейкер-стрит.

[Mr. Holmes]

Ватсон, стоит отдать ему должное, не заставил себя долго ждать - полчаса спустя его прихрамывающий, но от этого не менее статный силуэт замаячил на горизонте. Интересно, как доктору удавалось каждый раз выглядеть одновременно очень привычно и как-то совершенно по-новому: его привычки знакомы мне вплоть до единой, но несмотря на это, я испытываю странную потребность анализировать каждый его жест заново, если с нашей последней встречи проходит больше трёх дней. Больше двух. Больше часа.
Засматриваться на приближающегося Ватсона у меня нет времени, но каким-то образом я дожидаюсь момента, когда доктор уже вплотную подходит к двери и достаёт из кармана ключ.
На то, чтобы застегнуть рубашку, отыскать и надеть подтяжки, раздвинуть шторы, спихнуть все мои прошлые "дела" со стола и занять непринуждённо-задумчивую позу остаётся приблизительно полторы минуты.
Ключ в замке проворачивается дважды - этого не слышно, но об этом не трудно догадаться, - после чего связка оказывается в маленькой вазочке у входа. Привычка на уровне подсознательного. Ватсон останавливается возле зеркала, чисто инстинктивно - проверить, соблюден ли должный порядок в его выверенной внешности. Затем доктор заглядывает на кухню, чтобы поприветствовать обитающую там обычно миссис Хадсон, которой нынче нет дома - поэтому все эти действия занимают у доктора считанные секунды.
Я успеваю застегнуть рубашку, не обращая внимания на то, что количество отверстий и количество пуговиц почему-то не сошлось у воротника, нацепляю подтяжки и поспешно раздвигаю шторы. В комнате поднимается столп пыли - откуда она тут взялась вообще? - и подбегаю к столу.
Лёгких шагов Ватсона на лестнице почти не слышно, зато можно уловить постукивание его трости и скрипящей писк ступени - пятой сверху - когда доктор поднимается на следующий этаж.
Я спихиваю со стола ворох бумаги, несколько склянок, какие-то предметы обихода - всю эту кучу прямо на мягкий некогда светлый ковёр, потом заталкиваю подальше, чтобы зоркий глаз Ватсона не обратил на это внимания, хватаю трубку и усаживаясь в кресло. Последний штрих - задумчивый взгляд в окно и лёгкий дымок от спичек.

[J Watson]

Каждый раз я отмечаю одно и то же, и каждый раз поражаюсь этому снова и снова. Кто сумеет объяснить мне, как это происходит: что человек просто сидит в кресле, устремив взгляд в окно - и вокруг этого воплощения безмятежности неизменно царит полный хаос?
И, что гораздо важнее, кто сумеет объяснить мне, почему я так нелепо, безумно, катастрофически привязан к этому воплощению хаоса?
Впрочем, привязанность сейчас лучше было не демонстрировать. При виде того, что творилось в комнате, во мне проснулся врач.
- Вы что, Холмс, решили обзавестись еще и астмой? - проворчал я, разгоняя рукой пыль, роящуюся в воздухе.
На диване лежали какие-то непонятные трубки и веревки. Я сдвинул их в сторону и уселся поудобнее, откинувшись на спинку дивана и закинув ногу на ногу. Холмс сидел в кресле как раз напротив меня. Рубашка застегнута сикось-накось, волосы всклокочены, будто в последний раз он расчесывал их на прошлой неделе. Ничего удивительного, если это действительно так: расческа почему-то торчала из-под тумбочки, а рядом валялась какая-то склянка. Господи. Его надо увести отюда. Немедленно. И надолго.
- Я получил вашу записку, - ворчливо сказал я. - Что-нибудь случилось?

[Mr. Holmes]

- У нас с ней договорённость не переходить друг другу дорогу, Ватсон, так что у вас нет необходимости так переживать, - вот здесь очень важно сделать вид, будто я отвлекаюсь на доктора от какого-то необычайно важного занятия и будто пейзаж за окном вызывает во мне бурный интерес.
Подумано - сделано.
Ватсон сидит напротив, и это просто удивительно, насколько чётким является контраст между захламлённым диваном, укрытым проеденным молью персидским ковром, и моим бывшим сожителем. С одной стороны, кажется, будто ничего более несовместимого и придумать невозможно, с другой - что без Ватсона вся комната была незавершённой. Бывает такое, когда помещение обустраивают в каком-то определённом стиле и добавляют туда деталь, без которой вся выверенная мозаика кажется бессмысленной хаотичностью. Деталь есть - комната прекрасна, завершена, обустроена. Убрать деталь - и ни один ценитель туда более не зайдёт.
- Ватсон! - я вскакиваю со своего кресла и поправляю рубашку (дьявольские пуговицы, какой-то мировой заговор!) - Нам с вами обязательно нужно посетить бои сегодня вечером. Я слышал, на ринг выйдет невероятно юркий азиат - грех не посмотреть. И кстати, вечер уже начался! Нам нельзя медлить. Честное слово, вы добирались сюда целую вечность - любая приличная жертва давно бы скончалась в ожидании. Впрочем, у нас нет времени - поторопимся!
Внизу нам удалось тут же найти подходящий кэб.

[J Watson]

Еще одна поразительная вещь - скорость, с которой Холмс переходит из состояния полнейшей апатии в состояние, сопоставимое разве что со смерчем. Этот смерч столько раз подхватывал меня и переносил в самые неожиданные уголки Лондона, столько раз забрасывал в самые отчаянные переделки, что я, кажется, воспринимать приключения, в которые меня втягивали, как нечто само собой разумеющееся. А ведь я давно уже пришел к заключению, что подобный образ жизни не годится для семейного человека. Я же готов принять этот статус, не так ли? Я просто привык называть себя холостяком. Но от этой привычки я избавлюсь. И перестану глупейшим образом попадать в безумные передряги.
Сегодняшнюю прогулку, безусловно, нельзя будет отнести к передрягам. Мы с Холмсом просто отправились смотреть бои. Бои - это спорт, это движение, это здоровый образ жизни. Я как врач просто обязан был вывезти Холмса из той душегубки, в которую он со свойственным ему упрямством изо дня в день превращал свою комнату. И спорт был лучшей альтернативой.
Я внушал себе эту мысль всю дорогу, пока мы тряслись в кэбе по булыжным мостовым. Но едва мы переступили порог заведения, где проводились бои, я усомнился в том, что принятое решение было самым мудрым. Определенно, сегодня здесь царило оживление, излишне бурное даже для этого беспокойного местечка. Имя бойца, которому предстояло выступать, вылетело у меня из головы, но, похоже, он пользовался здесь большой популярностью: публика, ожидающая развлечения, подогревала себя выпивкой усерднее, чем обычно, и я подозревал, что одним только пивом дело не ограничивалось.

[Mr. Holmes]

- Готовы поставить, Ватсон? - спрашиваю я, соблюдая правила приличия, хотя ответ заранее очевиден. Доктор просто не может удержаться - пагубная жажда испытать судьбу каждый раз одерживает над ним победу. Если присмотреться, можно заметить, как в глазах моего друга борются благоразумие и авантюризм - за считанные секунды он приводит у себя в голове сотню доводов "за" и ещё сотню "против". Правда, первая сотня обычно выигрывает.
- Давайте, доктор, возможно, это ваш последний холостяцкий жест: навряд ли Мэри разрешит вам посещать подобные заведения, - иногда авантюризм в Ватсоне требует качественного керосина для разогрева.
Мы проталкиваемся сквозь шумную, взбудораженную толпу, размахивающую платками, помятыми банкнотами и собственными шляпами, ощущаем горьковатую смесь запахов, настолько резкую, что кажется - достаточно высунуть язык, чтобы почувствовать её у самого кончика.
В этой куче человек перестаёт быть собой - он сливается с гигантской однородной массой, подавляется безудержным желаниям толпы и более себя не контролирует. Я знаю, что моему другу Ватсону, как бы сильно он не старался это отрицать, нравится бывать в таких местах время от времени - у каждого добропорядочного человека обязательно должно быть какое-нибудь мерзкое хобби.
У меня, например, их целых список, а вот доктору хватает и одного.

[J Watson]

С вами никогда не происходило такого - что вы считаете правильным поступить каким-либо образом, но внезапно появляется кто-то, кто дает вам совет поступить именно так, как вы и собирались, или же заявляет, что кто-то другой одобрит или не одобрит тот или иной поступок - словом, сразу все портит, и вы поступаете не так, как хотели, а диаметрально противоположным образом? Холмс обладает талантом вытворять подобные вещи. Кто его тянул за язык по поводу Мэри?
- Посмотрим, - мрачно буркнул я.
Сам не знаю, к чему это относилось - к ставкам или к тому, что мне, это мне-то, взрослому мужчине! - будет разрешать или не разрешать жена. Во всяком случае, настроение сделать ставку сразу пропало.
Я бросил на Холмса взгляд, исполненный неприязни, и обиженно отвернулся.
Вокруг между тем нарастало возбуждение. Какой-то тип с подозрительно багровой физиономией, поросшей трехдневной щетиной, выкрикивал что-то, привставая на цыпочки и потрясая кулаками. Создавалось впечатление, что он хочет провести бой прямо на месте, в толпе зрителей. Хмырь в надвинутом на глаза кепи увещевал его, но столь неумело, что только распалял его еще больше. Я отвернулся и от этих типов и решил смотреть только на ринг.

[Mr. Holmes]

Проглотить бы свой язык как-нибудь вместе со стрепнёй миссис Хадсон - меньше было бы проблем. Хотя, конечно, я не сказал ничего, что не было бы правдой - ведь Мэри действительно мадам с характером, а Ватсон так легко помыкаем во всех начинаниях...К тому же, его, как человека влюблённого, такие перспективы должны лишь радовать, разве нет?
И всё-таки, пора бы уже научиться хорошим манерам.
- Не могли бы вы слезть с моей ноги, господин дубинноголовый амбал? - поинтересовался я у одного из задиристых джентльменов, стоящих поодаль от нас с Ватсоном. Точнее, от меня и полностью поглощённого зрелищем на ринге доктора, с которым, возможно, могли возникнуть некоторые проблемы в общении этим вечером.
- Че-го? - пробурчал мой собеседник на отвратительном английском. Кажется, испанский акцент с примесью чего-то португальского.
- Моя нога, сэр, - сдержанно повторил я, взглядом указывая на свой помятый правый ботинок.
По всей видимости, разговор был заведомо проигрышным - наверное, нам обоим чересчур хотелось подраться. Признаюсь, мне было немного неприятно утратить внимание Ватсона, и я обнаружил отличную возможность это внимание вернуть, а мой оппонент, по всей видимости, просто давно не прикладывал кулаки к человеческому лицу.
Стоит ли говорить, что через пару минут к борьбе на ринге зрители утратили весь интерес.

[J Watson]

Отвернуться от проблемы - это не значит ее решить. Одна из тех простых истин, которые напоминают нам о себе на протяжении всей жизни. Впрочем, отворачиваясь от нетрезвых господ, я не предполагал, что они-то и есть наша проблема.
О начале военных действий я узнал, когда джентльмен в кепи попытался спихнуть меня с дороги. Насколько я понял, он хотел помочь своему приятелю. Не знаю, что именно этот приятель не поделил с Холмсом, но вмешательство третьего лица в их выяснение отношений явно было нежелательно. Кроме того, мне не понравилось, что меня толкнули. Поэтому я вежливо взял господина за плечо, повернул к себе лицом и надел ему кепи на самые уши так, что козырек оторвался и сполз ему на нос. Рядом восторженно заулюлюкали. Джентльмен с разодранным кепи восторга не разделил, о чем и уведомил меня в грубых выражениях, сопровождавшихся резкой жестикуляцией. Однако оторванный козырек заслонял ему глаза, а изрядное количество выпитого спиртного мешало точности движений. Таким образом, преимущества были на моей стороне. Тем обиднее, впрочем, признаваться в том, что один из его ударов я-таки пропустил. Это вызвало у меня такую досаду, что я сорвал с себя пиджак и принялся учить подвыпившего невежу хорошим манерам.
Через пару минут я сам устыдился своего порыва. Распорядитель клуба, наш с Холмсом давний приятель, с укором пенял нам за проломленную перегородку, починку которой я пообещал ему возместить: как-никак, пробила ее голова именно моего оппонента, окончательно утратившая при этом обрывки кепи. С ринга нам бурно рукоплескал приземистый молодой человек с узкими глазами и черной повязкой на голове. Он выкрикивал что-то на незнакомом мне языке. Я не понял ни слова, но все равно было лестно.
Скулу немного саднило. Поначалу я не обратил внимания на это: в наших с Холмсом переделках мне приходилось терпеть и не такое. Но внезапно меня осенила мысль, что происхождение синяка придется каким-то образом объяснять Мэри. И это было хуже всего.
Дело в том, что мне еще ни разу не удалось ее обмануть. Я никогда не был особо искусным притворщиком, а рядом с ней и вовсе ощущал себя мальчишкой-школьником, которого застали со шпаргалкой в руке. Я не знаю, как она умеет догадываться обо всем. От Холмса тоже практически невозможно что-либо скрыть, но он, по крайней мере, руководствуется логикой и всегда объясняет цепь своих рассуждений. У Мэри методы иные. Она смотрит на меня, чуть наклонив голову и сузив глаза, и вдруг выдает мне все, о чем я думаю, и что я пытаюсь скрыть. Это ужасно. В такие минуты я начинаю понимать, почему в прежние времена излишне проницательных женщин обвиняли в ведовстве.
Первой моей мыслью было сказать Мэри, что я спас юную девушку от подвыпивших хулиганов. Но тут же вспомнил этот ее прищуренный взгляд... и понял, что лучше всего сказать правду. Что хулиган напал на меня самого.

[Mr. Holmes]

К тому моменту, когда наш с Ватсоном акт милосердия достиг кульминации, я только разогрелся. Поэтому меня несколько расстроил тот факт, что наши оппоненты уже более не дееспособны, в отличии от распорядителя клуба, который, пусть и был весьма приятным человеком среднего возраста, но никогда не упускал возможности потребовать с посетителей денег. Вот и сейчас несчастному Ватсону пришлось поклясться честью королевы, что он восстановит все убытки. Учитывая, что мы были далеко не единственными инициаторами драки, мне данный факт показался несколько несправедливым - о чём я не преминул сообщить вслух, пока доктор предавался каким-то упоительным грёзам.
В итоге, через полчаса нас вежливо попросили - и мы с Ватсоном покинули клуб, уже не такие разгорячённые, но всё ещё довольно побитые.
- Отличный вечер, доктор! Как в старые добрые времена.
Случаются такие дни, когда воодушевление переполняет вас с головой. Близлежащий прогнивший до основания порт кажется чудесной лагуной, звёзды спускаются над Лондоном гораздо ниже и даже уличные воришки выглядят не такими преступными, как вчера или два дня назад.
Особенно ценными кажутся эти дни, когда осознаёшь, что их становится всё меньше и меньше.